Николай Камынин

 Российский аналитик А.Зотин ранее утверждал, что «валютные операции кэрри-трейд и связанные с ними глобальные денежные потоки достигли за последние годы колоссальных масштабов. «Благодаря» им мир рискует столкнуться с невиданными финансовыми потрясениями». 

Кэрри-трейд – это игра на разнице в валютных процентных ставках, освоенная еще во время кризиса 1997–1998 годов. А Зотин отмечает: «Объем сделок кэрри-трейд оценивается в $1 трлн. Основными низкодоходными валютами служат как раз японская иена и швейцарский франк, причем наиболее излюбленным инструментом спекулянтов является именно иена, а «швейцарец» в мировом финансовом спектакле играет на вторых ролях. Роль «примадонны» досталась иене во многом из-за внутренних проблем японской экономики, которая уже более полутора десятка лет с неимоверным трудом пытается преодолеть постигший ее в начале 90-х дефляционный кризис, вызванный схлопыванием перегретого рынка активов и недвижимости».

А Зотин фокусирует внимание на том, что «спекулянты кэрри-трейд совсем не против получить доход не только от простой разницы ставок в условиях курсовой стабильности, но и от роста курса высокодоходной валюты по отношению к низкодоходной. В этом лейбницевском, «лучшем из всех возможных миров», они получают двойной доход». Главная проблема по А.Зотину заключается в том, что «спекуляции кэрри-трейд искажают всю экономическую систему стран с высокодоходными валютами. Как отмечал главный экономист Danske Bank Карстен Валгрин, Исландия и Латвия в результате колоссального притока спекулятивной ликвидности сумели скопить огромные дефициты текущего счета платежного баланса, которые достигли фантастического по любым макроэкономическим меркам уровня в 25–30% от ВВП! При этом валовой внешний долг той же Исландии в пять раз превысил ВВП! В отсутствие постоянного притока инвестиций, питаемых иеной и другими валютами кэрри-трейд. Эти страны при таких ужасающих экономических показателях ждала бы неминуемая и жесткая девальвация национальной валюты, однако этого не происходит – спекулятивная ликвидность продолжает надувать из этих стран финансовую пирамиду. Не только Исландия, Новая Зеландия, Латвия, Турция и Венгрия являются любимчиками спекулянтов, но и гигантская экономика США «сидит на игле» дешевой ликвидности, поставляемой в основном той же Японией. Но бесконечных финансовых пирамид не бывает. И чем больше и масштабней пирамида, тем печальней будет ее конец. По прошествии должного времени всем инвестиционным банкам и хедж-фондам необходимо возвращать кредиты, номинированные в иенах и других вспомогательных низкодоходных валютах. Вот тут-то и начинается второй этап финансовой карусели – массовое закрытие вышеописанных кредитно-инвестиционных сделок, вследствие чего высокодоходная валюта «валится» относительно низкодоходной в течение нескольких дней, недель или месяцев, отыгрывая весь свой рост за долгий период. Мавр сделал свое дело – мавр может уходить, дальнейшая судьба высокодоходной валюты (и вообще всей экономики страны мишени кэрри-трейд) спекулянту после фиксации прибыли глубоко безразлична. Если вдруг в процесс фиксации прибыли добавляются привходящие обстоятельства (например, общая паника на финансовых рынках и/или пониженная ликвидность), масштаб такого вертикального падения может быть весьма впечатляющим – как это было, скажем, в 1997–1998 годах».

 Возможная перспектива по А.Зотину : «Объем кэрри-трейд конца 90-х – это просто детский сад по сравнению с нынешними триллионными спекуляциями. До сих пор игрища не приводили к серьезным кризисным явлениям масштаба 1997–1998 годов. Пока все локальные кризисы на фондовых рынках приводили лишь к относительно небольшому выходу из позиций кэрри-трейд и к не столь уж существенным скачкам японской иены (повторяемым в сглаженном виде швейцарским франком). Однако ключевым словом здесь является «пока». 

В 2008 году эта перспектива реализовалась.

   Красимир Петров в 2007 году выделил пять «спусковых крючков», которые могут запустить новую Великую депрессию. Первый – это «мировой валютный, банковский или деривативный кризис». Что заставляет выделить деривативную составляющую грядущего кризиса в отдельную сферу осмысления?

М.Цветова отметила: «В США число потенциальных заемщиков-банкротов к концу  лета 2007 г. выросло до критического уровня. Это факт обеспокоил аналитиков и они начали бить во все колокола, ведь на ипотеке в самой развитой экономике мира построена огромная финансовая пирамида. Для того, чтобы выдавать больше жилищных кредитов, банки выпускают ипотечные облигации и успешно размещали их на рынке. Одновременно инвестбанки и хедж-фонды (как правило на заемные средства) в последние годы активно наращивали в своих портфелях долю деривативов — сложных производных ипотечного (и фондового) рынка, рассчитанных на будущие доходы от ипотеки» (04.09.2007). Известно, что «развитие  виртуальной  части  рынка  (речь  идет о семействе производных финансовых инструментов фьючерсах,  опционах  и  многих других)  достигло  масштабов,  в десятки раз превосходящих реальные операции с активами.  Именно этим  объясняются  объем  операций  на валютном   рынке   (мировой   дневной  оборот  приближается  к  1,5 триллионам долларов; таким образом, за год оборот валютного рынка в 8 —  10  раз  превышает  объем  мирового  ВВП!).  Из  инструментов, призванных уменьшать локальные  риски,  деривативы  превратились  в один  из мощнейших факторов системного риска всех мировых финансов. Валютный рынок превратился в гигантский тотализатор» (С.Мальцев).  

Н.Рубцов убежден, что «системный риск финансовых рынков лежит в сфере кредитных деривативов». Он считает, что «в мировой банковской системе произошел структурный сдвиг. Традиционно присущие сектору риски кредитные институты начали списывать со своих балансов путем создания синтетически скроенных деривативных продуктов. Кредитные риски стали переходить из банковского сектора к другим участникам инвестиционного сообщества. Иными словами, была нарушена привычная структура взаимоотношений между кредитором и заемщиком капитала, оценка кредитного риска стала постепенно испаряться из самой сути процесса предоставления кредита. Некоторые восприняли эту финансовую инновацию как революционный шаг, утверждая, что перемещение риска из банковского сектора к небанковским инвестиционным структурам делает всю современную финансовую систему более крепкой, поскольку риск становится более диверсифицированным и лучше управляемым. Вместе с тем небезызвестный закон страхования гласит, что хеджирование наряду с уменьшением риска отдельной стороны, увеличивает риск системы в целом посредством включения так называемого «морального фактора». Моральный риск – это ассиметричность информации, т. е. когда наличие страховки делает человека менее восприимчивым к угрозе потерь. Применительно к кредитным рынкам это ведет к тому, что кредиторы становятся все более индифферентными к качеству выдаваемых ими кредитов. Как заметил Рагурам Раджан из Международного валютного фонда, банки сейчас больше «вскармливают» риск, чем уменьшают стремление к нему. При нынешней относительно здоровой финансовой обстановке рынки сохраняют стабильность, что, как бы не звучало парадоксальным, ведет к интенсификации «морального риска». Иными словами, чем дольше рыночные суперструктуры предстают как надежные, тем все больший груз доверия на них возлагается. И это несмотря на то, что сама видимость надежности этих структур не прошла испытание трудным временем».  Необходимо отметить, что появление деривативов – это один из аспектов трансформации мировой рыночной экономики: «Наращивание инвестиционных рисков и появление сложной системы страхования рисков при помощи вторичных (производных) финансовых инструментов — деривативов. Расширение использования деривативов для спекулятивной игры на финансовых рынках (с 1990 по 2001 г. объем операций с деривативами вырос с 1,7 трлн. долл. до 110 трлн. долл.) в итоге резко повышает системную неустойчивость мировых финансовых рынков, увеличивая, а не снижая инвестиционные риски» (Л.Черной).

Известный российский экономист Т.Муранивский отмечает, что «именно спекулятивные операции с ценными бумагами (дериватами), не обеспеченными физическими товарами, привели к кризисам 1987 и 1997 гг. Сущность дериватов можно понять в сравнении. Известно, что фашистская Германия в годы войны, кроме прямого грабежа, использовала валютно-финансовые методы ограбления оккупированных стран. Они заключались в выпуске ничем не обеспеченных военных оккупационных денег, которыми формально оплачивались поставки сырья и продовольствия из этих стран в Германию. Спекуляция дериватами по своей сути ничем не отличается от использования таких оккупационных денег». Сравнение деривативов с   Reichskreditkassenscheine – немецкой маркой, специально выпущенной для оккупированных советских территорий, – это превосходная метафора, позволяющая осмыслить новую реальность начала ХХI века. Дж.Сорос убежден, что «использование обобщений, метафор, аналогий, сравнений, дихотомий и других умственных построений способствует внедрению некоторого порядка в запутанный мир».